Падение Шамиля и покорение Кавказа в воспоминаниях военных

Прибыв на Кавказ весной 1845 года, князь Михаил Семенович Воронцов — герой Бородина и сподвижник А.П. Ермолова в начале Кавказской войны — принялся за подготовку экспедиции в Андию. Старшие начальники Кавказской армии не ждали от нее ничего хорошего по опыту прошлых походов, но Воронцов решил исполнить Высочайшую волю. Экспедиция на Дарго, с 6-го по 20 июля, завершилась катастрофой. Аул Дарго был, правда, взят и разорен, но на обратном пути наши войска, двигаясь по труднопроходимой местности и терпя большую нужду в продовольствии, попали под удары скопищ горцев, неуловимых в привычной им обстановке, и понесли тяжкие потери: 3 генерала, 141 офицер, 2831 нижнего чина. В летописях Кавказской армии поход этот известен под названием «сухарной экспедиции».

«Сухарная экспедиция» неоднократно попадала в поле зрения авторов воспоминаний. Можно утверждать, что не одно событие Кавказской войны, не описано столь подробно как экспедиция в Дарго 1845 года. Офицеры перед выступлением в Дарго испытывали душевный и эмоциональный подъем. Как вспоминал К.К. Бенкендорф: «Каждый из нас знал наперед свою роль в этот великий день, и каждый наперед мог или убаюкивать себя мечтами о славе, или быть предоставлен той душевной борьбе, которой зачастую подвергается энергия мужественного бойца перед мрачным предчувствием, которое представляет его воображению уверенность и близость страшной и неминуемой опасности». Это частично подтверждает А.М. Дондуков-Корсаков: «Со светом 6 июля войска, по составленной диспозиции, бодро и стройно выступили в поход».

Русские войска почти сразу почувствовали все особенности «лесной» войны: «Вплоть до Дарго местность от нас представляла столетний лес, — вспоминал К.К. Бенкендорф, — покрывающий гребни, седловины и пропасти. Неприятель сделал большие приготовления к обороне и воздвиг много завалов, которые, в известном расстоянии друг от друга, в виде укреплений, перекрывали дорогу, по которой нам предстояло следовать». Как пояснял Дондуков-Корсаков: «Завалы эти составлены были из вековых деревьев, переплетенных сучьями и укрепленных насыпной землей и каменьями. Весь этот путь представлял непрерывную ткань огромных брусьев и густых ветвей».

В таких условиях опасность подстерегала русских воинов на каждом шагу. Интересен в этом отношении случай описываемый Дондуковым-Корсаковым: «В это время, покуда я разговаривал с Врангелем, один из стрелков упал, пораженный в темя. Все бросились смотреть на вершину векового чинара, под которым мы стояли, но решительно, за густой зеленью, не могли высмотреть неприятеля. Через несколько минут другой выстрел опять ранил стрелка, и тут, по направлению дыма, солдатик прислонившись к стволу дерева, успел высмотреть на самой почти вершине дерева, между ветками горца. Меткий штуцерной выстрел – и к общей радости, цепляясь за ветки повалился посреди нас едва дышащий, оборванный чеченец, которого тут же доконали штыками».

Так, постепенно экспедиция князя Воронцова добралась до главной цели – Дарго. «Перед нашими глазами, у подножия первых гор, на расстоянии примерно 10 верст находилось Дарго – большое селение – столица Шамиля, представленная нам в виде разбросанных домиков» — вспоминал Бенкендорф.

6 июля русский отряд за 8 часов упорного боя и «в исполнение воли Государя взял Дарго». В тоже время, «наши продовольственные запасы приходили между тем к концу, — писал Бенкендорф, — и мы надеялись пополнить их 9 июля. Колона, следовавшая из Чиркея, должна была доставить большой транспорт и остановится на вершине той высоты, которую отряд наш занимал 6-го, во время привала перед прохождением даргинского леса. Выстрел из орудия должен был известить нас о прибытии транспорта, и по этому сигналу должен был собраться сводный из разных частей отряд под общим начальством генерала Клюкт фон Клугенау и, пройдя через лес навстречу транспорту, доставить предназначенный отряду провиант, частью на людях, частью на вьюках». Поразительно с каким легкомыслием была задумана и исполнена эта операция доставки сухарей в лагерь, и эта кровавая сухарная оказия останется навсегда тяжелым упреком на памяти графа Воронцова. Судя по всему, это понимали многие: «Участие в столь опасной экспедиции было плохим ручательством в долговечной жизни», «Старые кавказские офицеры и солдаты … предвещали пагубный исход».

Описание боевых столкновений этого похода за провиантом полно драматизма: «Они мужественно пробились сквозь тысячи неприятелей и сквозь груды тел. Никакие распоряжения, ни общие, ни частные, не были применимы в этой убийственной местности: укрываясь деревьями, завалами, укреплениями, горцы стреляли с удобствами, не торопясь и били на выбор наших солдат. Охранявших и оборонявших транспорт и оставшихся беззащитными. Потери были громадные…»; «Неприятель, стащив за ночь тела наших, накануне убитых и брошенных, устлал ими местами дорогу так, что в некоторых местах приходилось идти по трупам; при этом из боковых завалов горцы громили беспощадно следовавшую по дороге колону, а когда она по местным препятствиям слишком растянулась, то неприятель, бросаясь в шашки, раза два даже прорывал ее».

«Сухарная» экспедиция произвела тяжелое впечатление на русские войска в Дарго. Это отмечают в своих воспоминаниях военные: «Воображение молодых людей, не побывавших еще на подобных празднествах, было полно дьявольскими и дикими образами чеченцев, как призраки кружившими перед глазами». Или «Мысль о страшных препятствиях лесистой, овражной местности, которою предстояло отряду пройти через Ичкерию до нашей границы, справедливо внушала самые серьезные опасения всем, испытанным в Кавказской войне».

И действительно, обратный путь был очень опасным, так как к условиям «лесной» войны добавлялись те обстоятельства, что русские войска понесли потери, а горцы только увеличились в численности. Хорошо передает положение дел при возвращении из Дарго К.К. Бенкендорф: «Это был ад, изрыгавший на нас огонь. Стоять было невозможно, и мы все лежали на земле, подвигаясь ползком, правда, не скоро, но все-таки подвигались. Я не видел конца этой картине истребления».

Катастрофа во время «сухарной» экспедиции, еще раз подтвердила непростой характер Кавказской войны. Войны, где жизнь человека практически ничего не стоила, а ценен был его труп. Нужно отметить, что такое восприятие боевых действий возникает в мемуарах, описывающих экспедицию в Дарго. В тоже время, все военные ощущали свою принадлежность к великим делам, происходившим в этом регионе. Другим важным положением, нашедшим свое отражение в воспоминаниях русских военных, было бесперспективное применение практики карательных экспедиций.

С 1846 года в операциях на Кавказе наступил решительный перелом. В июле этого года князь Бебутов разбил Шамиля при Кутиши, а в 1847 году Воронцов овладел Салтами, нанеся огромные потери скопищам горцев. В 1850-м, 1851-м и 1852 годах замирение Кавказа шло быстрыми шагами. Одно за другим изъявляли покорность мятежные племена, все крепче смыкалось железное кольцо вокруг непокорных областей. Дух мюридов начал падать, силы их — быстро таять.

В 1856 году князь А.И. Барятинский становится главнокомандующим Кавказским корпусом. К этому времени выросло поколение полководцев, буквально «специализировавшихся» на Кавказе, таких как граф Евдокимов и генерал Аргутинский-Долгорукий. Перевооружение русской армии на более меткие и дальнобойные винтовки дало очевидный перевес в схватках. А применение новой тактики князя Барятинского делало исход Кавказской войны предрешенным. В итоге в январе 1859 года Евдокимов предпринял зимний поход на Ведень. Чеченская твердыня, осажденная 17 марта, пала 1 апреля. С последними мюридами Шамиль бежал в Нагорный Дагестан.

Летом этого знаменательного 1859 года Барятинский пошел на Дагестан с целью нанести Шамилю решительный удар. Шамиль выжидал русские войска, заняв совершенно неприступные позиции на реке Андийское Койсу. Однако легендарная переправа через Койсу дагестанцев полковника Радецкого 1 июля при Сагрытло до того подействовала ошеломляюще на горцев, что все ополчение их рассеялось и у Шамиля осталось лишь 600 самых отчаянных сорвиголов и 4 пушки. С этой горстью имам засел в последний свой оплот — на гору Гуниб.

Подробнейшее описание боевых действий по взятию этой непреступной крепости оставил в своих воспоминаниях Д.А. Милютин: «Гора Гуниб выделяется, наподобие приподнятого острова, из окружающей его гористой местности. В верхней части горы края ее со всех сторон совсем обрывисты и кажутся недоступными». Поэтому подготовительные работы к штурму велись очень тщательно, захватывая Гуниб, в плотное кольцо, чтобы Шамиль не смог ускользнуть: «При расположении наших войск кругом горы, первоначально имелось в виду только стеречь Шамиля, чтобы не дать ему уйти». 25 августа на рассвете в победный венок Кавказской армии был вплетен славный лавр — Гуниб. «А пред самым рассветом, охотники расположенного с южной стороны Гуниба апшеронского полка, в числе 130 человек, с двумя храбрыми офицерами умудрились взобраться под самый верхний обрыв горы.

В это время с северной стороны также полезли на крутизны Гуниба охотники Грузинского гренадерского и Дагестанского конно-иррегулярного полков. – Пишет Милютин. — Последними взобрались с западной стороны, батальоны Дагестанского полка полковника Радецкого,…Со всех сторон войска стремились к селению; рвались вперед, чтобы разгромить последний притон Шамиля». В итоге, Имам Шамиль сдался на милость победителя, и весь Восточный Кавказ от Каспийского моря до Военно-Грузинской дороги покорился русскому Царю. Взятие Гуниба и пленение Шамиля воспринимается Д.А. Милютиным, как торжество русского военного искусства. Он конечно, отмечает ожесточенность боев: «Мюриды, окруженные со всех сторон, бились отчаянно; расстреляв все заряды, бросились в шашки и кинжалы, и почти все легли на месте. Однако ж эта встреча и нам не обошлась без потерь», но это не идет в сравнение с тем количеством восторженных отзывов о действиях русских войск.

Таким образом, в военных мемуарах, посвященных последнему этапу Кавказской войны, нашли свое отражение два ключевых события – «сухарная» экспедиция и взятие Гуниба. Если в первом случае, описание боевых действий носит драматический и даже трагический характер, что еще раз подтверждает непростой характер Кавказской войны. Войны, где жизнь человека практически ничего не стоила, а ценен был его труп. То в случае, с штурмом Гуниба и пленением Шамиля, на первый план выходит торжество русского военного искусства.
©Ncau.ru

Еще по теме:

Автор: Северный Кавказ

Серия статей по истории народов Северного Кавказа с древнейших времен до современности.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *