С XVI в. Кавказ становился объектом экспансии Ирана и Турции, которые проводили агрессивную внешнюю политику. Расширение сфер влияния этих государств на Кавказе создавало бы реальную угрозу южным рубежам России. Соответственно, с геополитической точки зрения было важно не допустить продвижения Ирана и Турции на Кавказе, сделать его буферной зоной для защиты российских границ. Таким образом, Кавказ являлся удобным барьером для защиты южных рубежей России от султанской Турции и Персии и в то же время позволял держать под угрозой страны Среднего и Ближнего Востока. Как справедливо отмечает исследователь Б.Н. Миронов, «аннексия Северного Кавказа и Закавказья не может быть понята вне контекста войн с Ираном и Османской империей».
Со второй половины XVIII века Кавказ стал неотъемлемой частью восточного вопроса и вплоть до Крымской войны являлся объектом геополитического противоборства между Россией с одной стороны и Ираном, Турцией и Англией – с другой. Проявление геополитических устремлений Англии на Кавказе во многом было обусловлено ее стремлением остановить русское продвижение на Востоке. В конечной перспективе предполагалось отторгнуть этот регион от России и превратить его из русского военно-стратегического плацдарма в антирусский буфер, где будет преобладать влияние Великобритании. Поэтому присоединение Кавказа рассматривалось в первую очередь по стратегическим соображениям.
На эту причину указывает в своих воспоминаниях генерал А.П. Ермолов: «Между прочим получал я известия, отовсюду подтверждавшиеся, что в Персии большое приуготовление войск. Крепости исправляются починкою и строятся вновь. Не могли турки быть тому причиною, ибо Персия в наилучших была с ними отношениях, повсюду же совершенное было спокойствие, кроме Хорасанской области, подъявшей оружие для снискания независимости, но для оной не могли собираться войска близ границ наших. В то же самое время прибыли турецкие войска и несколько пашей в Арзрум, закупаем был провиант в большом количестве, из Константинополя отправлен был в Анатолию парк полевой артиллерии. Все, судя по наружности, имело вид, что персияне взаимно с турками скрывают какие-либо намерения. Слышно мне было, что персияне готовы требовать с настоятельностью все присоединенные нами мусульманские провинции и Карабах непременно».
Ему вторит и Г.И. Филипсон: «Внутри края турки нигде не удержались, хотя тратили много денег и посылали нередко войска для поддержки и возбуждения против нас горцев».
Можно выделить и внутриполитические причины Кавказской войны. Во-первых, кавказские народы были источником сепаратизма в Российской империи. В рапорте Александру I от 1817 года А.П. Ермолов писал: «Внутренние беспокойства гораздо для нас опаснее. Горские народы примером независимости своей в самых подданных Вашего императорского величества порождают дух мятежный и любовь к независимости».
Во-вторых, одной из главных причин присоединения Кавказа была экономическая. С одной стороны, включение в состав Российской империи кавказских народов увеличивало количество подданных, и соответственно налогов и податей. Генерал А.П. Ермолов, делая в своих записках описание народов Кавказа, указывал: Ширванским ханством управляет генерал-лейтенант Мустафа-хан. … Население в ханстве может быть считаемо около 20 тыс. семейств. … Ханство изобилует шелком, сарачинским пшеном, всякого рода хлебом, имеет на реке Куре богатейшие рыбные ловли и многочисленное скотоводство. … В Шекинском ханстве нашел я владетеля генерал-майора Измаил-хана. … Весьма ощутительны были выгоды от присоединения сего ханства; … Шекинское ханство, при меньшем населении, нежели в ханстве Ширванском, дает не менее дохода, особенно если исключить откупные статьи, значительную часть дохода в Ширване составляющие. Дани в казну вносит в год семь тысяч червонцев».
С другой стороны, по справедливому мнению генерала, многие земли были небогатыми: «Народонаселение Карабаха простирается до 24 тысяч семейств. Оно не составляет половины прежнего, ибо неоднократно наносимая прежде персиянами война разорила землю; Повсюду видны развалины городов и больших деревень, остатки обширных шелковичных садов и земледелия, свидетельствующих богатое некогда земли состояние. … Талышинское ханство, разоренное персиянами, имеет малое народонаселение, доходы весьма скудные, которыми пользуется хан, не платя в казну никакой дани. … Аварское ханство во владении генерал-майора султана Агмед-хана, лежит в средине гор Кавказских, отовсюду почти неприступных, и никогда русские в нем не бывали. Жители оного бедны, ведут жизнь самую суровую, наклонностей воинственных». Такое положение дел способствовало к распространению практики набегов на соседние территории.
Набегами занимались практически все жители Большого Кавказа, но в первой половине XIX века они наиболее интенсивно шли со стороны «Вольных обществ» Дагестана, которые представляли собой начальную форму военно-политической организации населения горного Дагестана, со стороны Чечни, и со стороны черкесских племен Северо-Западного Кавказа. Объектом набегов горцев долгое время служило Закавказье, прежде всего Грузия. Но с продвижением Российского государства на Северном Кавказе и освоением предгорных равнин, где под влиянием России оживилась хозяйственная жизнь, у горцев появился новый объект для экспансии. Таковым стала русская пограничная линия с ее поселениями, казачьими станицами и торговыми центрами, которые стали подвергаться систематическим налетам отрядов горцев.
Из воспоминаний генерала М.Я. Ольшевского следует: «Жители Моздока еще не опомнились от погрома, нанесенного Ахверды-Магомой. Следы разрушения и пожара были видны над каждым домом станицы Стодеревской и слободки Николаевской. Сверх того, хищнические происшествия, заключающиеся в угоне скота, плене казачек, на Тереке, между Екатериноградской и Червленной, были почти ежедневные». По воспоминаниям Ф.Ф. Торнау: «Смелые, предприимчивые и хорошо знакомые с местностью около Кубани, они водили к нам дальних горцев для грабежа и, когда им удавалось прорваться за нашу границу, жгли русские дома, угоняли скот и лошадей, убивали каждого встречного, захватывали детей и женщин».
Самым негативным следствием практики набегов кавказских народов была работорговля, которая была наиболее развита на Черноморском побережье Кавказа и в Чечне. У черкесов было немало людей, которые специализировались на краже людей и их перепродаже либо местным князьям, либо туркам. В Чечне бойким местом работорговли являлось село Эндери на границе с Дагестаном. Основной урон для Российской империи заключался в уводе в плен русских подданных. Как вспоминает генерал Г.И. Филипсон: «Некоторые из пленных по десятку лет находилось у горцев, терпели большую нужду и дурное обращение и теряли надежду когда-нибудь избавиться от плена». В качестве примера он приводит историю одного старика: «Он был родом из Крыма и провел 68 лет в тяжкой неволе. Старик почти одурел и рассказывал, что хозяин отказался его кормить и выбросил его на волю». О тяжелом положении пленников писал и генерал Ольшевский: «были между чеченцами такие несчастные существа, с которыми обращались они хуже скотов, — это были «лаи» или пленники, собственность и жизнь которых была в полном безграничном распоряжении того чеченца, в руки которого попадался пленник при захвате, или поступал во владение после продажи. Лая держали в смрадной яме на цепи и подвергали страшнейшим истязаниям и тяжелейшим работам, не обращая внимания, был ли то христианин или мусульманин».
О положении пленников так же свидетельствует штабс-капитан Мочульский: «Вслед за тем, поставив меня на краю комнаты, стали они целить в меня из ружей. Один кричал, чтобы я готов был на смерть; другой хотел, чтобы я преклонил колени… Тут начался спор; многие грозили, что станут резать ремни из спины».
Существование набегов горцев на мирные поселения расценивались Ермоловым как «хищничества». Пытаясь вникнуть в суть практики набегов, А.П. Ермолов писал: «Народонаселение в Чечне, с присоединившимся обществом качкалыков, считается более нежели 6000 семейств. Земли пространством не соответствуют количеству жителей, или поросшие лесами непроходимыми, недостаточны для хлебопашества, отчего много народа никакими трудами не занимающегося и снискивающего средства существования едиными разбоями…».
Сводить, практику набегов к одному экономическому фактору не стоит. Для народов Кавказа набеги в какой-то степени были явлением их культуры. Генерал Г.И. Филипсон отмечал, что «горцы считают разбой и грабеж не пороком, а напротив удальством и заслугою». Генерал А.П. Ермолов так же отмечает: «Молодые люди знатнейшего происхождения вдались в грабежи и разбои, и между ими отличался тот, кто более мог наносить вреда русским, нападая на безоружных поселян Кавказской линии и отгоняя табуны». Генерал Ольшевский, составивший описание пеших и конных набегов, также указывал: «По дикости своего характера и из страсти к удальству и наездничеству чеченцы склонны к хищничеству и воровству. Да и с каким искусством и терпеливостью совершали они эти свои хищничества, каким лишениям и опасностям подвергались они в них!».
Таким образом, в воспоминаниях офицеров Российской империи внутриполитические причины Кавказской войны преобладали над внешнеполитическими. Понимание геополитического значения присоединения Кавказа у авторов мемуаров конечно было. Между тем, доминирует среди причин войны такая, как угроза безопасности русским поселениям от набегов горцев. Упоминание о «хищничествах» кавказских народов встречается почти у всех авторов воспоминаний. Причем русские военные хорошо понимали, что проблема набегов горцев сводится не только к простому грабежу, она была явлением их культуры.
©Ncau.ru
Еще по теме:
- Причины, ход и итоги Кавказской войны
- Стратегия Кавказской войны в воспоминаниях офицеров русской армии
- Тактика ведения Кавказской войны в воспоминаниях русских офицеров
- Сражения 30-40-х гг. Кавказской войны в мемуарах русских офицеров
- Падение Шамиля и покорение Кавказа в воспоминаниях военных
- «Ермоловская» эпоха Кавказской войны в воспоминаниях военноначальников
- История Кавказской кухни
- Азово-Моздокская (Кавказская) укрепленная линия